Был лишь Саша Игин. И была ночь. Безмолвно безмятежная.
И звезды. И звездное небо. И тишина. И ничего больше.
Так было 100 дней назад. И так будет сотни лет спустя.
Промчатся годы, минуют века, новые поколения мальчиков
и девочек сменят друг друга.
Но останется Сашечка, как останется то, что окружает его сегодня, -
вечная и бесконечная в своей беспрестанно меняющейся неизменности, - любовь!
А.Ф. БЕЛЛОЛИ. КУПАЛЬЩИЦА. 1881.
А иногда Саша бывает счастлив. Это в тех случаях, когда сотворенное им слово несет
наслаждение не только ему, но и всем, кто любит и любим.
Не только сегодняшним, но и завтрашним влюбленным, далеким, отделенным от него
туманной чередой несосчитанных веков. Это редкое благо дано Сашечке, из-за создания им причудливых зеркал,
в которых отражается сама Любовь.
А.Ф. БЕЛЛОЛИ. КУПАЛЬЩИЦА ПОСЛЕ ВАННЫ. 1875.
Ни пространство, ни время не властны над ним.
Трагедии и комедии, фарс и триумфы любви, сотрясающие нас сегодняшних,
будут сотрясать и их, завтрашних, тысячу лет спустя.
Ромео и Джульетта, Джоконда и Лялечка, Загадка и Девочка-Пилигрим
войдут в жизнь людей будущего так же, как эти звезды,
не меркнущие во тьме ночного небосклона.
История стирается жерновами веков. От президентов, злодеев и героев
остаются лишь даты и сумеречные имена.
Все преображается: и валюты, и оружие, и границы, и страны.
А Девочка-Пилигрим и Загадка остаются.
А.Ф. БЕЛЛОЛИ. ВАРИАНТ КАРТИНЫ "КУПАЛЬЩИЦА". 1881.
На веки веков. И что по сравнению с этим прозаические неурядицы в жизни
Саши Игина, хотя и бесчисленные?
P.S. Пылинка по сравнению с космосом…
Вселенная бьёт клубами
ОтветитьУдалитьКосмической пыли в грудь.
И тонко звенит под когтями
Серебряный Млечный Путь...
Но сквозь века и пространства
Домчат они, и найдут
Планету Чёрного Царства,
И чудищ перегрызут.
Лапы - на плечи хозяину,
И звёздный вздохнет Человек.
Вот она, главная тайна,
Основа всего мирозданья:
В любви при любом испытанье
И преданности навек!
Невзгодам конец! Победа!
Гремите, звёзд бубенцы.
Пусть волны тепла и света
Помчатся во все концы!
И вправо помчат и влево,
Неся серебристый гам.
И радостно вскрикнет Дева,
Поверить боясь вестям!
Рукою за сердце схватится,
Щекою прильнёт к Тельцу,
И звёздные слезы покатятся
По вспыхнувшему лицу!
Фантазия? Пусть! Я знаю!
И всё-таки с детских лет
Я верю в упрямую стаю,
Что мчится за другом вслед!
Спадает с души все бренное,
Истории бьют часы,
Звенит серебром вселенная.
Летят по вселенной псы...
Горят причудливо краски,
И, как ни мудра голова,
Вы всё-таки верьте сказке.
Сказка всегда права!
О.Э. Мандельштам
ОтветитьУдалитьОтравлен хлеб, и воздух выпит.
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать!
Под звездным небом бедуины,
Закрыв глаза и на коне,
Слагают вольные былины
О смутно пережитом дне.
Немного нужно для наитий:
Кто потерял в песке колчан,
Кто выменял коня - событий
Рассеивается туман;
И, если подлинно поется
И полной грудью, наконец,
Все исчезает - остается
Пространство, звезды и певец!
1913
ЧУДЕСНЫЙ ВАЛЬС
ОтветитьУдалитьМузыкант в лесу под деревом
наигрывает вальс.
Он наигрывает вальс
то ласково, то страстно.
Что касается меня,
то я опять гляжу на вас,
а вы глядите на него,
а он глядит в пространство.
Целый век играет музыка.
Затянулся наш пикник.
Тот пикник, где пьют и плачут,
любят и бросают.
Музыкант приник губами к флейте.
Я бы к вам приник!
Но вы, наверно, тот родник,
который не спасает.
А музыкант играет вальс.
И он не видит ничего.
Он стоит, к стволу березовому прислонясь
плечами.
И березовые ветки вместо
пальцев у него,
а глаза его березовые
строги и печальны.
А перед ним стоит сосна,
вся в ожидании весны.
А музыкант врастает в землю…
Звуки вальса льются…
И его худые ноги
как будто корни той сосны –
они в земле переплетаются,
никак не расплетутся.
Целый век играет музыка.
Затянулся наш роман.
Он затянулся в узелок, горит он – не
сгорает…
Ну давайте ж успокоимся!
Разойдемся по домам!…
Но вы глядите на него…
А музыкант играет.
Б. Окуджава
Евгений Евтушенко.
ОтветитьУдалить* * *
Меняю славу на бесславье,
ну, а в президиуме стул
на место теплое в канаве,
где хорошенько бы заснул.
Уж я бы выложил всю душу,
всю мою смертную тоску
вам, лопухи, в седые уши,
пока бы ерзал на боку.
И я проснулся бы, небритый,
средь вас, букашки-мураши,
ах, до чего ж незнаменитый —
ну хоть «Цыганочку» пляши.
Вдали бы кто-то рвался к власти,
держался кто-нибудь за власть,
и мне-то что до той напасти,—
мне из канавы не упасть.
И там в обнимку с псом лишайным
в такой приятельской пыли
я все лежал бы и лежал бы
на высшем уровне — земли.
И рядом плыли бы негрешно
босые девичьи ступни,
возы роняли бы небрежно
травинки бледные свои.
...Швырнет курильщик со скамейки
в канаву смятый коробок,
и мне углами губ с наклейки
печально улыбнется Блок1.
1966